В Брюнетте мне пришлось пережить настоящий ужас. В первой же церкви на престоле мы увидели сибориум [ковчег для освященного хлеба], облепленный засохшим дерьмом, а в него были воткнуты освященные облатки. Мой друг взорвался от ярости. Он достал из кармана носовой платок, очистил сибориум и поставил его на место, в дарохранительницу. Он, католик, плакал как ребенок у поруганного престола. Слезы катились градом по его лицу. У меня же не было сил даже плакать.

Потом мы пошли на кладбище и снова окаменели от ужаса. Мой компаньон сел на камень и стал сыпать такие ругательства, каких я в жизни не слышала ни от одного мужчины. Он ругался преднамеренно, медленно, монотонно, весьма изощренно. Он ругался в ужасе от богохульства, представшего перед нашими взорами во всей своей мерзости.

Это было кладбище кармелитского монастыря, с мужскими и женскими захоронениями по разные стороны. Тела были выкопаны: одни разбросали по земле, если на них сохранились коричневые рясы, а другие, нагие, соединялись между собой в позах полового акта. Сцена производила сюрреалистическое впечатление ада и запечатлелась в моей памяти навсегда. Невозможно подобрать слова для описания всей картины.

Мой компаньон повернулся ко мне и спросил: «Ты можешь это переварить?»

Я ответила: «Давай сейчас же станем на колени среди этих тел и будем молиться за тех, кто это сотворил». Он сказал: «Черта с два!»

Я говорила, что мы ходим по святому месту: ведь здесь люди стали мучениками после смерти. Это святотатство. Единственный способ очистить от скверны кладбище — стать на колени и молиться за тех, кто это сделал.

Он посмотрел на меня и заплакал. Он был согласен со мной. Мы стали на колени и начали молиться.

Потом мы двинулись дальше и пришли в больницу кармелитских монахинь. Мы оба показали пропуска, и нам разрешили посетить монахиню. Ей было около двадцати лет. Ее изнасиловали пятнадцать солдат. Они отрезали ей груди и искромсали бедра на мелкие кусочки, оставив их висеть лохмотьями. Теперь она умирала на уколах морфия. На этот раз я упала в обморок.

‹…›

Покинув Испанию, я благополучно добралась до Парижа французским поездом. Я поселилась в маленькой гостиничной комнате, хотя отдыха не получилось. Мне нужно было собрать информацию о Католическом действии во Франции, но в данный момент я не была ни на что способна. Перед глазами стояли кладбище, умирающая монахиня и облатки, воткнутые в засохшее дерьмо. Мне непрестанно чудился смех немецких офицеров, их угрозы, близкие к исполнению, их издевательское отношение к религии и Богу. Это не назовешь нежным плеском озера. Это волны океана высотой в несколько метров, это волны, подмывающие столпы нашей цивилизации, угрожая снести их.