В период революции 1917 г. реформаторы понимали, сколь трудной является задача трансформации, и полагали, что ее нельзя решить демократическими средствами; в результате ее пришлось осуществлять посредством «диктатуры пролетариата». Некоторые из лидеров революции 1990-х гг. изначально считали, что, освободившись от оков коммунизма, российский народ быстро оценит преимущества рынка. Однако некоторые российские рыночные реформаторы (как и их западные сторонники и советники) мало верили или были слабо заинтересованы в демократии, опасаясь, что если российский народ будет иметь возможность выбора, он не выберет «правильную» (то есть их) экономическую модель. В странах Восточной Европы и республиках бывшего Советского Союза, где преимущества «рыночных реформ» не смогли материализоваться в одной стране за другой, результатом демократических выборов стал отказ от крайностей рыночных реформ и приход к власти социально-демократических или даже «реформированных» коммунистических партий, многие из которых возглавляли бывшие коммунисты. Неудивительно, что многие рыночные реформаторы продемонстрировали явную склонность к старым методам управления: в России президента Ельцина, обладавшего гораздо большей властью по сравнению с его коллегами в любой западной демократической стране, побуждали к проведению рыночных реформ путем издания декретов в обход избранной демократическим путем Государственной думы (Wedel (1998)). Это все равно, как если бы рыночные большевики, местные правоверные, а также западные эксперты и евангелисты новой экономической религии, попавшие в постсоциалистические страны, попытались использовать мирную версию ленинских методов для осуществления посткоммунистической «демократической» трансформации.

Предполагалось, что переход России от коммунизма к капитализму после 1991 года принесет стране беспрецедентное процветание. Этого не случилось. К моменту падения рубля в августе 1998 года объем выпускаемой продукции сократился почти вдвое, а бедность возросла с 2% населения до более чем 40%.

В дальнейшем экономические показатели России были впечатляющими, однако ее валовой внутренний продукт (ВВП) по-прежнему почти на 30% ниже того, что был в 1990 году. При темпах роста около 4% в год российской экономике потребуется еще десяток лет, чтобы выйти на тот уровень, который был в момент развала коммунизма.

Длящийся два десятилетия переходный период, в течение которого значительно увеличиваются бедность и социальное неравенство, когда немногие богатеют, а все остальные нищают, нельзя назвать победой капитализма или демократии. Более того, прогнозы на более долгосрочную перспективу далеки от розовых: при уровне инвестиций всего 10% от уровня 1990 года, даже если эти инвестиции и будут лучше распределяться по отраслям, как можно обеспечить устойчивый рост экономики?

Неолибералы по типу тех, что сидят в Международном валютном фонде (МВФ), пытаются сейчас интерпретировать нынешнюю ситуацию как запоздалую победу. По их мнению, период экономического спада, наблюдавшийся до 1998 года, отражал затормозившийся процесс перехода, тогда как рублевый кризис, наконец, пробудил власти к действию, и в результате претворения в жизнь далеко идущих реформ наступило оздоровление экономики.