Появление Матери Иисуса и братьев Его и их желание поговорить со Христом во время Его проповеди Иоанн Златоуст объясняет тщеславием: “они делали это по одному тщеславию” (см. ниже
Беседу XLIV).
Златоуст рассуждает о недуге Богоматери: “Так как они думали о Нем как о простом человеке, и тщеславились, то Он исторгает этот недуг”, и далее: “Он врачевал недуг тщеславия” (см. ниже
Беседу XLIV).
Когда же Он ещё говорил народу, Его Мать и братья стояли у дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Твоя Мать и Твои братья стоят снаружи, желая говорить с Тобой. Он же ответил говорившему: кто Моя Мать?
и кто Мои братья?
И, указав Своей рукой на Своих учеников, сказал: вот Моя мать и Мои братья (Мф.12:46-49).
1. То самое, о чем я говорил прежде, т.е. что без добродетели все бесполезно, весьма ясно открывается и теперь. Я говорил, что и возраст, и пол, и пустынножительство, и тому подобное бесполезны, когда нет доброго расположения. А теперь мы узнаем еще более: без добродетели нет никакой пользы и Христа носить во чреве и родить этот дивный плод. Это особенно видно из приведенных слов.
Когда Он ещё говорил народу,
говорит евангелист,
некто сказал Ему: вот Твоя Мать и Твои братья стоят снаружи, желая говорить с Тобой.
А Христос отвечает:
кто Моя Мать?
и кто Мои братья?
Это говорит Он не потому, чтобы стыдился Матери Своей, или отвергал родившую Его (если бы Он стыдился, то и не прошел бы сквозь утробу её);
но желал этим показать, что от того нет ей никакой пользы, если она не исполнит всего должного. В самом деле, поступок её происходил от излишней ревности к своим правам. Ей хотелось показать народу свою власть над Сыном, о Котором она еще не думала высоко;
а потому и приступила не во время. Итак смотри, какая неосмотрительность со стороны её и братьев!
Им надлежало бы войти и слушать вместе с народом, или, если не хотели этого сделать, дожидаться окончания беседы, и потом уже подойти. Но они зовут его вон, и притом при всех, обнаруживая через это излишнюю ревность к своим правам и желание показать, что они с большой властью повелевают Им. Об этом самом и евангелист с укоризной говорит.
Когда Он ещё говорил народу, говорит он, намекая на это. Неужели не было другого времени?
— как бы так говорит он. Неужели нельзя было поговорить наедине?
Да о чем и говорить хотели?
Если об истинном учении, то им надлежало предложить об этом явно и говорить при всех, чтобы и другие получили пользу;
если же о своих делах, то не должны были так настаивать. Если Христос не позволил ученику Своему пойти и похоронить отца, чтобы следование его за Христом не пресекалось, то тем более не должно было прерывать беседы Его с народом для дел неважных.
Отсюда ясно, что они делали это по одному тщеславию,
на что и Иоанн указывая, говорил, что
Его братья не веровали в Него
(Ин.7,5). Он же передает и неблагоразумные слова их, говоря, как они звали Его в Иерусалим для того единственно, чтобы Его знамениями самим прославиться:
если Ты творишь такие дела,
говорят они,
то яви Себя миру: ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным
(Ин.7,4). И сам Христос тогда упрекал их в этом, осуждая плотские их помышления. Когда они, в виду худого мнения о Христе иудеев, говоривших:
не плотника ли Он сын?
не Его ли Мать называется Мария, и Его братья не все ли между нами
(Мф.13,55-56;
Мк.6,3)?
— желая скрыть низость Его рода, вызывали Его явить знамения, — тогда Он противится им, и тем хочет исцелить болезнь их. Итак, если бы он захотел отречься от Матери Своей, то отрекся бы от неё тогда, когда поносили Его иудеи. Напротив, Он так заботится о ней, что и на самом кресте препоручает ее самому возлюбленному ученику и проявляет о ней великую заботливость. Но теперь Он не делает того из предусмотрительной любви к ней и братьям.
Так как они думали о Нем как о простом человеке, и тщеславились, то Он исторгает этот недуг,
не оскорбляя впрочем их, но исправляя. Но ты обращай внимание не на одни только слова, заключающие в себе легкий упрек, но и на неуместную смелость братьев, на которую они отважились, и на того, кто упрекал (это был не простой человек, но Единородный Сын Божий), и с каким намерением упрекал. Он не хотел оскорбить их, но избавить их от мучительной страсти, мало-помалу привести их к правильному о Себе понятию и убедить, что Он не Сын только Матери Своей, но и Господь. И ты увидишь, что этот упрек и Ему весьма приличен, и полезен Матери, и вместе с тем весьма кроток. Он не сказал напомнившему о Матери: пойди, скажи Матери, что она не мать Моя;
но возражает ему:
кто Моя Мать?
Говоря это, Он имел в виду еще нечто другое. Что же именно?
То, что ни они, и никто другой не должны полагаться на родство и оставлять добродетель. В самом деле, если для Матери Его не будет никакой пользы в том, что она мать, раз она не будет добродетельна, то родство тем менее спасет кого-нибудь другого. Есть одно только благородство — исполнение воли Божией, и это благородство лучше и превосходнее того (плотского)
родства.
2. Итак, зная это, мы не должны гордиться ни достославными детьми, если не имеем сами добродетелей их, ни благородными родителями, если не подобны им по жизни. Можно ведь и родивши не быть отцом, и не родивши быть им. Вот почему, когда одна жена сказала:
блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, питавшие Тебя
(Лк.11,27), Христос не сказал на это: не носило Меня чрево, и не сосал Я сосцов, но: истинно, блаженны исполняющие волю Отца Моего (ст.28)!
Видишь, как Он и прежде, и здесь не отвергает естественного родства, но присовокупляет к нему родство по добродетели. Равным образом и Предтеча, говоря:
порождения ехиднины,
не думайте говорить в себе:
отец у нас Авраам
(Мф.3,7-9), не на то указывает что они (фарисеи и саддукеи)
не происходили от Авраама по естеству, но что нисколько не полезно им это происхождение от Авраама, если они не будут иметь с ним родства нравственного. Это самое и Христос показывая, говорил:
если бы вы были дети Авраама, то дела Авраама делали бы
(Ин.8,39). Этими словами Он не отнимает у них родства по плоти, но научает искать родства лучшего и более превосходного. То же самое и здесь Он хочет внушить, но только внушает с большим снисхождением и нежностью;
речь шла о Матери и Он не сказал: она не мать Моя, они не братья Мои, потому что не творят воли Моей, не произнес осуждения на них, но, говоря со свойственной Ему кротостью, оставлял на волю их желать другого родства. Творящий, говорит Он,
волю Моего Небесного Отца, тот Мне брат, и сестра, и мать
(ст.50). Потому, если они хотят быть сродниками Его, пусть идут этим путем. Также, когда воскликнула жена:
блаженно чрево, носившее Тебя,
Христос не сказал: у Меня нет матери, но если мать Моя хочет быть блаженной, пусть творит волю Отца Моего. Такой для Меня и брат и сестра и мать. Какая честь!
Как велика добродетель!
На какую высоту возводит она идущего путем её!
Сколько жен ублажали эту святую Деву и чрево её, и желали быть такими матерями, и все отдать за такую честь!
Что же препятствует?
Вот Христос показал нам пространный путь, и не только женам, но и мужам можно достигнуть столь великой чести, и даже еще гораздо большей. Идя этим путем, скорее можно сделаться матерью, нежели претерпевая болезни рождения. Потому, если родство плотское есть уже счастье, то родство духовное настолько более, насколько оно превосходнее первого. Итак, не просто желай родства, но и с большим старанием иди путем, ведущим тебя к этому желанию. Сказав это, Спаситель вышел из дому. Видишь ли, как Он и упрек сделал, и исполнил их желание?
То же самое делает Он и на браке. И там Он сделал упрек матери Своей, которая безвременно просила Его, и однако же не отказал ей, — упреком врачуя немощь её, исполнением просьбы показывая любовь Свою к Матери. Так точно и здесь, с одной стороны,
Он врачевал недуг тщеславия,
с другой — воздал должную честь Матери, хотя требование её было и неуместно.
Выйдя же,
говорится,
в тот день из дома, Иисус сел у моря
(13,1). Если хотите видеть и слышать Меня, — говорит Он, — то вот Я выхожу и беседую. Сотворивши много знамений, Он хочет опять доставить пользу учением Своим, и садится у моря, чтобы ловить и привлекать к Себе людей, находящихся на земле. Сел же Он у моря не без намерения (на что и евангелист намекает, отмечая это обстоятельство), но желая поставить Себя в таком положении, чтобы никого не было позади у Него, а все перед глазами.
И собралось к Нему множество народа, так что Он вошёл в лодку и сел;
а весь народ стоял на берегу
(ст.2). Когда Он сел тут, начал поучать притчами.
И поучал их много притчами
(ст.3). Не так Он поступил на горе: там Он не предложил Свое слово в столь многих притчах. И это потому, что там был только простой и необразованный народ, а здесь находились и книжники и фарисеи. Но заметь, какую прежде говорит Он притчу, и как по порядку предлагает их Матфей. Итак, какую же прежде говорит Он?
Ту, которую должно было прежде всего сказать, и которая более способна возбудить внимание в слушателе. Намереваясь говорить сокровенно, Он прежде возбуждает ум слушателей притчею. Потому и другой евангелист говорит, что Христос сделал им упрек за то, что они не понимают:
как же вам уразуметь все притчи
(Мк.4,13)?
Впрочем, не для того только говорит Он притчами, но и для того, чтобы сделать слово Свое более выразительным, глубже напечатлеть его в памяти, и представить предмет нагляднее. Так поступают и пророки.