Лукач распознал, что любое политическое движение, способное принести большевизм на Запад, должно быть, по его словам, «демоническим»; оно должно «обладать религиозной мощью, которая способна полностью захватить душу; мощью, которая характеризовала раннее христианство». Несмотря на это, Лукач говорил о том, что такое «мессианское» политическое движение может достигнуть цели только когда человек верит, что его (или ее) действия определены «не личным предназначением, а предназначением общества» в мiре, «который был оставлен Богом».

Идея большевизма сработала в России потому что в этой нации преобладает своебразная гностическая форма христианства, показанная в произведениях Федора Достоевского. «Моделью нового человека является Алеша Карамазов», — говорит Лукач, — ссылаясь на персонаж Достоевского, который добровольно отдает свою личность святому человеку, переставая, таким образом, быть «уникальным, чистым и, следовательно, трудным для понимания».

Отказ от уникальности души решает также проблему «дьявольских сил, скрытых в любом насилии», которым должна быть дана воля, чтобы сделать революцию. В этой связи, Лукач цитировал главу о Великом Инквизиторе из Братьев Карамазовых Достоевского, отмечая, что Инквизитор, допрашивающий Иисуса, разрешил проблему добра и зла: как только человек осознал свое отчуждение от Бога, то становятся оправданы любые действия на службе «общественного предназначения»; такие действия не являются больше «ни преступлением, ни безумием…. Ибо преступление и безумие — это объективизация трансцендентальной бездомности».

Как свидетельствует очевидец, во время встречи венгерского и советского руководства в 1919 году для составления списков на расстрел, Лукач часто цитировал Великого Инквизитора: «И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя, мы станем пред Тобой и скажем: 'Суди нас, если можешь и смеешь'».

…Великий инквизитор есть, в сущности, сам атеист. Смысл тот, что если исказишь Христову веру, соединив ее с целями мира сего, то разом утратится и весь смысл христианства, ум несомненно должен впасть в безверие, вместо великого Христова идеала созиждется лишь новая Вавилонская башня. Высокий взгляд христианства на человечество понижается до взгляда как бы на звериное стадо, и под видом социальной любви к человечеству является уже не замаскированное презрение к нему. …

Лукач, венгерец, пишущий по-немецки, самый умный из коммунистических писателей, обнаруживший большую тонкость мысли, делает своеобразное и по-моему верное определение революционности. Революционность определяется совсем не радикализмом целей и даже не характером средств, применяемых в борьбе. Революционность есть тотальность, целостность в отношении ко всякому акту жизни. Революционер тот, кто в каждом совершаемом им акте относит его к целому, ко всему о6ществу, подчиняет его центральной и целостной идее. Для революционера нет раздельных сфер, он не допускает дроблення, не допускает автономии мысли по отношению к действию и автономии действия по отношению к мысли. Революционер имеет интегральное миросозерцание, в котором теория и практика органически слиты. Тоталитарность во всем — основной признак революuионного отношения к жизни. Критический марксизм мог иметь те же конечиые ндеалы, что и марксизм революционный, считающий себя ортодоксадьным, но он признавал раздельные, автономные сферы, он не утверждал тотальность. Можно, например, было быть марксистом в сфере социальной и не быть материалистом, быть даже идеалистом. Можно было критаковать те или иные стороны марксистского миросозерцания. Марксизм переставал быть целостной, тоталитарной доктриной, он превращался в метод в социальном познании и социальной борьбе. Это противно тоталитарности революциомного типа. Русские революционеры и в прошлом всегда были тотальны. Революция была для них религией и философией, a не только борьбой, связанной c социальной и политической стороной жизни. И должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому революциониому типу и этому революционному тоталитарному инстинкту. Это — Ленин и большевики. Большевизм и определил себя единственным ортодоксальным, т.е. тоталитарным, интегральным марксизмом, не допускающим дробления марксистского миросозерцания и принятия лишь его отдельных частей.

Исследуя опыт предыдущих революций в вопросе разрушения семейных ценностей, нельзя не отметить Дьердя Лукача и его «культуоный терроризм». Весной 1919 года была создана Венгерская социалистическая республика. Социалистический эксперимент в Венгрии продолжался 133 дня, и Лукач принял в нем самое активное участие. Как заместитель народного комиссара по культуре в правительстве Бела Куна Лукач на практике применял свои методы.

Его метод заключался во введении в школьную программу радикального курса суксуального воспитания. Детей учили свободной любви и сексуальной вседозволенности, внушали им мысли об отмирании моральных и этических норм, семейных ценностей, религии и традиционной культуры, которые, по мнению новых учителей, лишают человека всех чувственных удовольствий. Предложение Лукача о пропаганде «распущенности» среди женщин и детей было напревлено на уничтожение семьи — основы западной и христианской культуры. Вскоре Венгерская республика пала, и Лукач бежал из страны. Но в 1960-х годах его идеи были с восторгом подхвачены студентами эпохи сексуальной революции.

Почему Лукач так много внимания уделял сексуальному воспитанию и развращению молодежи? Во-первых, это связано с тем, что, по мнению ряда культурологов, аморальность находится в той части культуры, где ставятся под сомнение или отвергаются установленные нравственные и моральные ценности, категории добра и зла, где устраняется классическая культура и раскрепощается мышление так, что оно готово к тому, чтобы оправдать любое, самое ужасное и отвратительное действие. Во-вторых, по мнению специалистов, человек с подорванной моралью легко управляем. Разрушение традиционной морали и перманентная «сексуальная» революция — важнейшее условие культурной революции. Культреволюционеры должны принять такие законы, которые способствуют падению нравов и аморальности. В результате принятых законов начинается стремительное растление народа, в особенности детей и молодежи. Молодежь теряет интерес к привычным общественным ценностям и институтам, традиционным формам проведения досуга. Не случайно с началом перестройки в СССР пошли разговоры о введении сексуального воспитания в школе.