Толстовство в широком смысле этого слова — русская внутренняя опасность, принявшая обличье высочайшего добра. Сокрушить внутренне русскую силу только и могло это соблазнительное и ложное добро, лжедобро, эта идея без благодатной святости, лжесвятости. В толстовском учении соблазняет радикальный призыв к совершенству, к совершенному исполнению закона добра. Но это толстовское совершенство потому так истребительно, так нигилистично, так враждебно всем ценностям, так несовместимо с каким бы то ни было творчеством, что это совершенство — безблагодатное. В святости, к которой стремился Толстой, была страшная безблагодатность, богопокинутость, и потому это — ложная, злая святость. Благодатная святость не может совершать таких истреблений, не может быть нигилистической. У настоящих святых было благословение жизни, была милость. Это благословение и эта милость были прежде всего у Христа. В духе же Толстого ничего не было от духа Христова. Толстой, требует немедленного и полного осуществления абсолютного, абсолютного добра в этой земной жизни, подчиненной законам грешной Природы, и не допускает относительного, истребляет все относительное. Так хотел он вырвать всякое существо человеческое из мирового целого и повергнуть в пустоту, в небытие отрицательного абсолютного. И абсолютная жизнь оказывается лишь элементарной животной жизнью, протекающей в физическом труде и удовлетворении самых простых потребностей. В такое отрицательное абсолютное, пустое и нигилистическое, и хочет повергнуть русская революция всю Россию и всех русских людей. Идеал безблагодатного совершенства ведет к нигилизму. Отрицание прав относительного, т.е. всего многообразия жизни, всех ступеней истории, в конце концов отделяет от источников жизни абсолютной, от абсолютного духа. Религиозный гений апостол Павел некогда понял всю опасность превращения христианства в еврейскую апокалиптическую секту и ввел христианство в поток всемирной истории, признав и освятив право относительных ступеней.

Мы живем в эпоху обнажений и разоблачений. Обнажается и разоблачается и природа гуманизма, который в другие времена представлялся столь невинным и возвышенным. Если нет Бога, то нет и человека — вот что опытно обнаруживает наше время. Обнажается и разоблачается природа социализма, выявляются его последние пределы, обнажается и разоблачается, что безрелигиозности, религиозной нейтральности не существует, что религии живого Бога противоположна лишь религия диавола, что религии Христа противоположна лишь религии антихриста. Нейтральное гуманистическое царство, которое хотело устроиться в серединной сфере между небом и адом, разлагается, и обнаруживается верхняя и нижняя бездна. Богочеловеку противостоит не человек нейтрального и серединного царства, а человекобог, человек, поставивший себя на место Бота. Обнаруживаются противоположные полюсы бытия и небытия.

…тип святого юродивого лучше всякого другого выра­жает характерные народные и духовные черты русского чело­века. Любовь ко Христу и к Его Кресту, любовь до смерти, с желанием как можно больше Ему подражать, живет в сердце каждого русского, сознательно утверждающего свое христиан­ство. У юродивых эта любовь доведена до самых крайних пределов. Средство для этого заключается в отрешении от мира и от его благ, благодатно возведенном на сверхъестественный уро­вень. Духовное «кочевничество» и свобода, доходящая до анархического индивидуализма, полностью развертываются в жизни юродивых. Презрение к форме, ко всякой мере, жажда абсолютного во всем, ненависть ко всякой «прилизанности», ко всяким общепринятым правилам, к мещанскому духу, где бы он ни проявлялся, получают в «юродстве» свое самое полное выра­жение. Все это попирается во имя Христа и Его Правды, над всем этим юродивый издевается и, веря в преображение в буду­щей жизни, он освящается крестом и безмерными страданиями, которые от этого для него проистекают. Здесь — синтез самых сокровенных стремлений русского человека, последняя разгадка успешности почти сверхчеловеческого подвига «юродства во Христе».